Павел Черноусов

 Сборник  стихов    "На рубеже тысячелетий..."

Глава  "Знойная пора"

 

    

Знойная пора

 

Весенний дождь на сером тротуаре

Вульгарный танец в брызгах отплясал

И радуга в пространственном угаре

Уже согнула арку небесам.

 

Ещё не все раскрыты к солнцу почки,

Но дух земной уже не скован сном

И лужицы, как тёплые примочки

Разнежились на воздухе лесном.

 

Так брось хандру, взвали весну на плечи,

Испей настой из запахов полей

И обнаружишь новые предтечи

Для жизни исключительно своей.

 

Хороший дождь прошёл в Энергодаре, -

В умытых окнах светится уют,

А голуби на мокром тротуаре

Остатки лужиц бережно клюют.

    

Рассвет

 

В заре над солнцем тает горизонт, -

Встает рассвет, как бурный образ мая,

И в комнатах сегодня не резон

Терзать судьбу, хандру со стен снимая.

 

Открою двери, выйду на балкон

Под плотный натиск молодого ветра

И он меня оближет языком,

Как старый дог, старательно  и щедро.

 

Поманит даль: покинуть свой уют,

Шагнув навстречу истинной свободы

Туда, где птицы вольные поют

В открытом храме девственной природы.

  

Здесь нет интриг и чувств источник чист, -

Святые мысли не приемлют злого;

И пахнет лес, как первородный лист,

Творя для Жизни искреннее слово.

 

И новый день, как пламенный рассвет,

Забыть заставит склочные невзгоды, -

В румяных красках мчащихся хлопот

Из Космоса нисходят к душам годы.

 

 

Рыбаки

Н. Караманову, Н. Рекову

 Карась ловился по весне, -

Друзья по камышам шныряли

И поплавки потом во сне

Всю ночь в глазах у них ныряли.

 

Удачный день. Хороший клёв.

Садки ломились от добычи, -

Считали долго их улов

Кукушки с берега по-птичьи.

 

Стальные заросли маслин

Цвели разлаписто и пряно,

Но час за часом дни росли

И к лету двигались упрямо.

 

И вот уже зардел июнь

И жор прошёл невозвратимо;

Казалось бы, на рыбу – плюнь,

Но к ловле страсть неукротима.

 

Всё так же, с ворохом снастей,

Друзья уходят спозаранку

С учётом свежих новостей

Удить на хитрую приманку.

 

Но ей не верят караси, -

Садки томятся сиротливо –

Хоть Бога с неводом проси

Поднять всю фауну залива.

 

А солнце жалит всё больней,

Не веселит дорога к дому

И смех пузатых окуней

Разносят чайки к окоёму.

 

Знойная пора

 

День пробуждается в гимнах рассвета

В красках мажорных могучей зари,

Птичьи хоралы, в приветствиях лета,

В рощи зовут, будто в храм звонари.

 

Светят росою лесные тропинки,

В пряностях сена пьянеют луга;

Ветер, вздыхая, погладит травинки,

Тучка пройдёт – приутюжит стога.

 

Хлебная нива землёй подогрета,

Жажда колосьев, что мёд, тяжела;

В первых лучах полевого рассвета

Одою жизни страда ожила.

 

Пылью и потом пропитаны выси,

Лёгкий туман растворился в стерне;

Трактор, с натуги свой голос понизил

Что-то внушает в логу бороне.

 

К морю гружёные мчат экипажи –

Рык зарубежный несётся во мгле;

Солнцем и небом заполнены пляжи

К отдыху манят на грешной земле.

 

Солнце касается кожи колюче, -

День разгорается жарче костра,

Флюгеры в штиле застыли скрипуче –

Даже на них повлияла жара.

 

Плавятся мысли от знойного лета,

Ищут прохлады в горячей тени;

Вянет листва от тяжёлого света –

Солнцем оплавлены долгие дни.

  

В грёзах: желание ливней и грома,

Радуг вполнеба, озона в груди

И половодий у каждого дома,

Чтобы в дожде по колени идти.

 

Переправа

 

Чайка приспособилась на юте,

Тело от жары плывёт, как мыло,

А от одиночества в каюте

Гибнет нерастраченная сила.

 

В рамке на столе – любимой фото,

На диване – старая гитара…

Только эта “ чёртова работа”

Всё не успокоит капитана.

 

Всё ему забот каких-то надо –

Форменно - усатый даже слишком, -

То везёт друзей до земснаряда,

То корову грузит безбарышно.

 

А она по палубе “лепёшки”

Лепит отрешённо и сурово

И мычит на кованные кошки,

Будто видит зверя в них какого.

 

Весело. Но было не до смеха,

Даже унизительно и грустно –

От фальшборта закачалась веха

И под днищем выпучилось русло.

 

А она упала на колени,

Испугав лихого капитана.

Судно задержалось на мгновенье –

Банку своей мощью разметало.

 

Вскинулась, неловкая, от боли;

Шкура от испуга задрожала,

В гулкой металлической неволе

Горькая слеза из глаз сбежала.

  

Но, когда по трапу вниз сводили

На упругом натиске верёвки,

Берега от хохота ходили

От коровье - водной тренировки.

 

К портрету горянки

 

Овал лица, упрямые глаза,

Поджаты губы, нос прямой и тонкий, -

Мне твой портрет о многом рассказал,

Хотя меж нами времени потёмки.

 

Характер твой воинственный, живой

Я и теперь в рисунке ощущаю:

Твой взгляд, что высверк стали ножевой,

Безжалостно смотрящего смущает.

 

Но ты мила. Все тонкие черты

В твоём лице торжественны и нежны

И прелести орлиной красоты

Впитал твой лик в движении мятежном.

 

Прошли века. Но ты из прошлых лет

Глядишь на мир с улыбкой непокорной

И я, однажды, видел твой портрет

В луне склонённой над тропинкой горной.

 

Нашёл тогда для риска силы в нём,

Повиновенный непонятной власти,

Прошёл обрыв, где не решил бы днём

Испытывать своё слепое счастье.

 

Рецидив

 

Ты была молода и красива,

Он был опытен, жгуч и галантен.

Ты его ни о чём не просила,

Он тебе насулил сто галактик.

 

Ты и думать о нём не хотела,

Он в желаньях упрям был и ловок

И твоё утомлённое тело

Одолел на закате лиловом

  

Ты безвольно ему уступила,

Глупый жест оправдав любопытством,

Совесть страстью его усыпила –

Породнила обиду с бесстыдством.

 

И жила, боль в глазах своих пряча,

Он лоснился упившись свиданьем,

А подушка сырая от плача

Удивлялась бессонным рыданьям.

 

Ты была, как богиня, красива –

Лишь за это тебя обожал он

И не верил, что гордая сила

Унижения снимет кинжалом…

 

Ты пошла по седому этапу,

Не познав на любви, ни разврата…

Не одна ль ты была виновата

В том, что вместе беда и расплата.

 

*     *    *

 

Закрыла ночь спиной окно

И тени звёзд не виноваты

Что мрак и беды заодно:

Ступени скорби в тучи вмяты.

 

На сердце жгучая тоска

От изнуряющей потери

И пульс свинцовый у виска

Гудит, как стук парадной двери.

 

Могила комнаты черна,

А ночь бессонная, кривая,

Всё не отходит от окна,

Позоры мира покрывая.

 

*     *    *

 

Грустная осень. Полёт журавлиный

Клином печали растаял вдали;

Рощи пустеют. Под ветром долинным

Гнутся в тревоге седой ковыли.

  

Холод вечерний сырой и промозглый,

Словно разверзлись во мгле погреба;

Серые тучи, как дым паровозный,

Тусклый закат под себя посгребал.

 

В эти минуты становится жалкой

Краткая радость случайной любви;

Осень уходит походкою валкой,

Не возвращаясь, - зови, не зови.

 

Глупо паясничать подле гармоний,

Подло искать в неизведанном зло;

Род беспокойный к предтече агоний

Хаосом судеб с дороги свезло.

 

Миг суеты в исполненье желаний

Свет покаяния свёл до ноля:

С низменной страстью к обрыдлости ранней

Тянется жизнь, свои раны голя.

 

Грустная осень. Полёт журавлиный.

Топи болот разбрелись по земле…

Мысли нагрянули грозной лавиной, -

Жалость и ужас застыли во мгле.

 

Обида

 

Ты меня не мани своим мутным истоком, -

Из поганых болот, даже в жажду, не пьют;

Пусть, пока, не везёт в этом мире жестоком, -

Звёзды здравицы мне в соловьях допоют.

 

Погоди: ухожу без скандального шквала, -

Нет накала страстей, как упрёков и слёз;

Среди грёз, может быть, ты надежды искала

Только я миражей не воспринял всерьёз.

 

Поздно верить и ждать, рассылая проклятья, -

Торжество суеты поглотило покой,

Не прельщают меня твои яркие платья –

Я мечтал о любви далеко не такой.

  

Успокой свою плоть от обид и разврата,

Глупо прошлому мстить в грязной сделке с судьбой.

Это горе твоё, - не кураж, а расплата

За твоё неуменье владенья собой.

 

*     *    *

 

В этом убогом мире

Мало любви и света, -

Даже в своей квартире

Я ощущаю это.

 

Всюду: позор и враки,

Злоба в елейной лести, -

Стынут глаза во мраке

С бликом усталой чести.

 

В думах мечты погасли,

В дымном бреду планета

И на лампадном масле.

Брезжит дурман рассвета.

 

Звёзды плывут в тумане,

Волны – плевки и брызги, -

Век приобрёл в обмане

Нервов стальные взвизги.

 

Кровь со следами спермы –

Вирус на теле суши,

Оду сегодня спел бы

Да не воспримут души.

 

Крылья сожгли Икары

В близком горниле света, -

В сердце моей гитары

Замерла боль поэта.

 

*     *    *

 

Я не вхож в этот дом, где ковры и хрусталь,

Где японские: квадро и видео.

Я не вхож в этот дом, но хозяйку мне жаль,

Что за роскошью счастья не видела.

 

Лишь заморские яства прельщают её,

Шмотки с лейблом дублёно - варёные…

Я ногтями сдирать был готов мумиё,

Чтоб не выглядеть рядом вороною.

 

Назначал рандеву в ресторанном дыму

И глядел на неё зачарованно.

А она не меня принимала в дому,

Где была в барахло замурована.

 

Я трудился, как чёрт, чтоб понравиться ей, -

Массу денежных средств заколачивал.

Мизер мне оставался с зарплаты моей,

Но счета в ресторане оплачивал.

 

Обносился вконец, продал всё, что имел, -

Наступило прозрение жуткое:

Неужели другой отыскать не сумел,

Что связался с пустой  проституткою?

 

Торопились меня с грязью жизни связать

Сутенёры её воздыхатели:

Я же бросил её, чтобы им не мешать, -

Встречи с нею сознанье отвадили.

 

Очень редкостный сплав красоты и ума

Не сумела природа в ней выплавить, -

Лишь безруких Венер порождают дома,

Где ни в чём недостатка не выявить.

 

Не хожу я туда, где ковры и хрусталь,

Да японские: квадро и видео.

Не жалею о том, только времени жаль,

Что хламьём душу напрочь обидела.

 

*     *    *

 

Я считал родными эти губы,

С верою смотрел в глаза большие,

А теперь любовь пошла на убыль

И тому виною не морщины.

 

К нам не безразличны наши годы,

Но не портит судьбы их участье,

Если не дуреем от свободы,

Сохранив единственное счастье.

 

Отчего же меркнут наши губы,

Стынут увядающие руки

И совсем становится не любы

Объяснений  трепетные звуки?

 

Видно, не в желаемом причина –

Суета повисла на запястьях,

Не летать, а ползать приучила,

Барахло подсунув вместо счастья.

 

Оттого без радости и страха

Наши взгляды сходятся пустые, -

Всё равно: что золото, что плаха,

К верности сердца уже остыли.

 

*     *    *

 

Как на посту, деревья у окна;

Дрожит закат на незакрытых шторах

И угнетает комнат тишина,

Где, словно взрыв, - любой случайный шорох.

 

Всё нет его – набатного звонка;

Молчат ступени в сумерках подъездных.

Бесстрастная гримаса потолка

Замкнула всплески мыслей бесполезных.

 

Грустят цветы, оставленные мне,

Над завершённым сбором суматошным,

Напоминая о минувшем дне,

Где ничего не станет вновь возможным.

 

А ветви гладят тенью по стене,

Пытаясь смыть тоску пустынных комнат,

Но запах слёз в измятой простыне

Опять, с тревогой, о тебе напомнит.

 

Что без тебя деревья у окна?

И эти розы в помутневших вазах?…

Так только ты могла уйти одна,

Перечеркнув всё будущее сразу.

 

Шторм

 

Камни. И волны в пене.

Брызги плюёт прибой.

Цвет роковых мгновений

Грязный, седой, рябой…

 

Воды вскипают дружно

С тяжестью мрачных сил,

Ухает в тон натужно

Пирса сырой настил.

 

Трёт небольшое судно

В кранцах привальный брус

И на душе паскудно –

Давит неясный груз.

 

В небе ни зги, лишь тучи

Рвут на себе наряд

Да маячок на круче

Высверком ищет взгляд.

 

Шторм накаляет страсти,

Берег кого-то ждёт, -

В бурном, сплошном ненастье

Крики на клочья рвёт.

 

*     *    *

 

Жизнь, в своём понимании жутком,

Моментальна, жестока, пуста –

Дифирамбы поют проституткам,

Прибивая к распятью Христа.

 

От такой доброты инфантильной

Я на темени волосы рву, -

Душу мрак разъедает  могильный,

Трупы рядом смердят наяву.

 

Предкам пули в затылки вонзали

И мелькали тупые стволы

В паровозных дымах на вокзале

Развозя по степям кандалы.

 

А теперь наказания в радость,

Преступленья в законной броне,

Уничтожена мудрая святость,

Нищета возмужала втройне.

 

И, без права обжаловать глупость,

Бережливость идёт с молотка;

Гордость скифов былинкой прогнулась

И судьба до предела горька.

 

В злобных ляпах: “кулак”, “подкулачник”

Зародился крутой беспредел…

А без мощных хозяйских “заначек”

Отчий край навсегда оскудел

 

Вот и жизнь в понимании жутком,

Как и прежде: больна и пуста.

Мы отпели своё проституткам,

Но не сняли с распятья Христа.

 

Пьющая

 

Напоили женщину и бросили,

И бредет, качается она,

Спотыкаясь, по ненастной осени

Толь от хляби, то ли от вина.

 

Бьет в лицо тревога мутной мороси,

Отвернулся ужас от стыда, -

С дрожью неуверенности в голосе

Проросла коварная беда.

 

Дети не одеты, не ухожены,

Но она не чувствует вины –

Многие по жизни пьянством брошены

На помойку загнанной страны.

 

И сгорает в глупом оправдании

Время непокорное до тла,

Будто к испытанью на страдании

Женщина судьбу свою вела.

 

Для кого ты в радость, в удовольствие

С похотью извергнутой со зла?

Мутные глаза, дороги скользкие, -

А ведь ты для лучшего росла.

 

От войны спасли тебя родители,

На ноги поставили, любя,

Для чего ж очаг родной обители

Предала, унизила себя?

 

Для тебя весь мир прекрасным полнится,

Для тебя: и песни, и цветы...

Ты ж бредешь , - паров хмельных невольница,

Дожигать зачатки красоты.

 

Под ногами лужи разливаются,

Косо подпоясано пальто, -

Над тобою просто издеваются,

А помочь не бросится никто.

 

Балкон и ель

 

/притча/

 

Упрямый снег клубит метель,

Поземка ноги обжигает,

А свежеспиленная ель

Балкон угрюмый обживает.

 

Но вот послушно внесена

В сиянье праздничного света

Руками грубыми она, -

Со вкусом ярко разодета.

А серый, тягостный балкон

Ненужным скарбом захламлен.

Под апельсин нездешний дух

По залу бродит запах хвои,

Стихи читают дети вслух

И ель горда своей судьбою.

 

На ней гирлянды, мишура,

Стекло нарядное играет,

А под окошком, со двора,

Балкон дремуче замерзает.

Не быть ему, как ей, в дому –

В метельном корчится дыму.

 

Она блистала и цвела

Среди веселий маскарадных;

Казалось, даже подросла

Под взвизги звезд теле – эстрадных.

 

Училась лапы поднимать

И делать модные движенья, -

Зачем ей было понимать:

Чем заслужила уваженье?

Скрипел задумчиво балкон, -

Жалел о ней, наверно, он.

Но кончен бал и шумный смех;

На место сложены подарки,

Под бурный, временный успех

Сменен на будни праздник яркий.

 

Печален ели голой вид –

Сгорела вмиг былая юность

От украшений и обид

Верхушка гордая прогнулась.

И лишь обветренный балкон

Искристым снегом занесен.

Рукою грубой, как с креста,

Ее стащили с пьедестала, -

Ей вдруг открылась высота,

Где перед праздником стояла.

 

Но мертвой птицей под балкон,

Рассыпав прежние иголки,

Под ветра свист, снежинок звон

Слетела тень ненужной елки.

А скромный, серенький балкон

На месте прежнем вознесен.

Опять над городом метель,

Поземка ноги обжигает, -

Балкон уже другая ель

Смирясь с судьбою, обживает

 

Он ей расскажет, как она

В тепло предпраздничного света

Послушно будет внесена...

Но не поверит елка в это.

О, этот старенький балкон,

Как много елок видел он

 

Деревенская любовь

 /ироничная идиллия/ 

Ты помнишь ту давнюю осень –

С тобой мы гуляли в саду,

Где мухи копались в навозе

И жабы галдели в пруду.

 

Как ты на подошвы обновы,

Считая ворон в небесах,

Цепляла лепешки коровы.

И счастье светилось в глазах.

 

Ты помнишь, - давно это было,

За садом на дальнем лугу

Заржала над нами кобыла,

А мы целовались в стогу.

 

Сопели, копались, как дети,

Со страстью не детской в крови

И задницы щупал нам ветер,

Уже охладевший к любви.

 

Любила ты радости секса,

Молитвы шептала под нос,

А сена душистые стебли

Рогами росли из волос.

 

Роняли березы достойно

Уже отзвеневшую медь;

Коровы мычали до стона,

Что им, будто нам, не суметь.

 

И гнал их пастух к водопою,

Стреляя длиннющим хлыстом,

Истоптанной в жижу тропою,

Чтоб стать твоим мужем потом.

 

Давно отзвенело то время

И память – тускнеющий блик.

Из прежнего стада на племя

Оставлен единственный бык.      

 

Другие повыросли телки

И только все тот же пастух;

Колотят коровьи метелки,

Как прежде, назойливых мух.

 

Пастух смысл нашел в алкоголе,

А ты нарожала детей, -

Наверное, лучшею долей

Не бредила в жизни своей.

 

А годы летят без оглядки,

Сгорая у дымной плиты;

И стали обширные грядки

Пределом хозяйской мечты.

 

Не хаешь ты мужа за пьянку

И терпишь его тумаки,

Чтоб снова вставать спозаранку

Вонючие мыть сапоги.

 

Ты помнишь, конечно, ту осень,

Хоть сада давно уже нет,

И кто-то на старой березе

Повесил дырявый штиблет.

 

А я о тебе не тоскую –

Живи в своем сытом дому,

Где куры о счастье токуют

Наследью всему твоему.

 

Бычок

 

Вырос бычок молодой –

Дуру – корову топтал;

Бык же ходил за водой,

Сено ему подбирал.

 

Старый – сидел и хирел,

Юный – жирел и мужал

И на корове дурел,

Будто над старостью ржал.

 

Что ему мать? Что отец? –

Нет у животных мозгов.

Вот и паскудит телец

Стадо отцовских коров.

 

Авторская песня Павла Черноусова http://kaniakumari.narod.ru/pcare1.htm

http://kaniakumari.narod.ru/sbornik/oglavl1.htm

 

 

 

Главная страница



Сайт создан в системе uCoz